когда спрашивают, почему я столь сдержанно отношусь к советским поэтам и прозаикам, я прошу найти у Евтушенко, Вознесенского и прочих хоть одно упоминание о Бродском.
не было такого поэта для русского читателя. и советских поэтов это вполне устраивало. Вознесенский пафосно рассказывал, как его ценил Пастернак, намекая на преемничество. в мемуарах Алигер упоминалось, что А.А. видели у А.А. мол, заходил он на Ордынку.
а вот ахматовских сирот не было. какой Бродский, где Бобышев, вы чего?
а советских прозаиков вполне устраивал читатель, не знавший Набокова.
помню, насколько новаторской оказалась впервой половине восьмидесятых книга Вайля-Гениса о современной русской прозе, естественно из Тамиздата. а всего-то делов: очерк о совписе, очерк об эмигранте, тоже бывшем совписе.
язык-то один. и литература одна.
заметьте: я не говорю о романе Пастернака, о Солженицыне, Шаламове, лагерной прозе, о философском наследии.
я о двух, безусловно, вершинных явлениях в русской поэзии и прозе. и о читателе, который сформировался без них.
и о писателях, который сейчас уверяют, что именно тогда, в блаженные советские времена, и была настоящая литература. вот тогда-то и...
а я скажу, что было тогда. был статус совписа, надежно защищенного от сравнения своих произведений с "Даром" и "Шествием". и многое другое приятное, обусловленное этим статусом.
[Ссылка]