"Таков тоталитаризм. Фундаментальные труды о нем, если внимательно приглядеться, нельзя отнести к дискурсу определенной науки, а некоторые из них вообще являются художественной прозой «литературой вымысла», причем содержат различные трактовки тоталитаризма (произведения Платонова, Замятина, Набокова, Войновича, Оруэлла и Хаксли, если не считать предтоталитарных сочинений Достоевского, Чехова, Кафки и других писателей). Но все вместе это формирует историческое и социальное знание.
Только один пример. «Масса» является центральной метафорой классической работы Ханны Арендт, написанной на основе посттоталитарного опыта. Она, в частности, отметила такую особенность тоталитаризма:
«Тоталитаризм стремится не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, в которой люди совершенно не нужны».
А вот каким виделось будущее Николаю Эрдману, наблюдавшему становление нового строя:

Егорушка. Между прочим, при социализме и человека не будет.
Виктор Викторович. Как не будет? А что же будет?
Егорушка. Массы, массы и массы. Огромная масса масс.

В случае с тоталитаризмом язык описания оказался полностью адекватен предмету описания, требующему порой не рационального объяснения, а интуитивного понимания и принятия слабо верифицируемых причинно-следственных связей.
Применительно к тоталитарному образованию, которое было русским по природе своей и по происхождению, но подчинило себе многие народы, интуитивного понимания требует процесс выхода наций из тоталитарного состояния. Этот процесс и оказался решающим в исторической судьбе советского строя, чего так и не поняла ни русская политическая элита — от Горбачева до Путина и от крайне левых до крайне правых. В России никто не хочет осознать и принять, что ее судьба решалась в 1989 году не на съезде народных депутатов, а в Тбилиси и Вильнюсе; в 1991-м — в Риге, Вильнюсе и на украинском референдуме. Защита Белого дома в августе-91, которая могла стать точкой отсчета русской нации, сознательно замалчивается и принижается."
<...>
"На уровне иррациональном наблюдается скорбное бесчувствие как по отношению к русским историческим трагедиям, так и по отношению к трагедиям других народов, прежде всего к Гладомору. Долгие годы агитпроп боролся и продолжает бороться против толкования этой трагедии как геноцида украинцев. Если уж не удается трагедию замолчать, то надо ее обезличить — такова логика этих действий. Ибо обретут лицо украинцы, начнется это и у русских, продолжающих оставаться массой. А это в планы власти не входит."
<...>
"Сейчас Украина переживает очередной акт национальной трагедии. Не могу и не хочу врать ни украинцам, ни моим соотечественникам: пока в мире нет силы, которая могла бы должным образом противостоять русской неототалитарной экспансии. Но «твердые ценностные понятия» у украинцев есть. Значит, есть право на трагедию.
А что такое победа или поражение в национальном развитии, далеко не всегда очевидно. Победой надо считать все то, что способствует росту национальной самооценки, консолидации и обретению общего будущего. Вот с этих позиций разумнее всего оценивать происходящее ныне в Украине."
http://www.day.kiev.ua/ru/blog/politika/skorbnoe-beschuvstvie

(Источник: facebook.com)