Историки пытаются ответить на отрицание советских репрессий ссылками на собственные исследования. Это бессмысленно. Отрицающие ГУЛАГ и Голодомор живут в другом мире. И просто не замечают ничего иного.
в связи с этим отрывок из непубликуемой книги "Русский тоталитаризм":
"Образ тоталитарного общества, созданный исследователями – учеными и писателями - прошлых лет, включает в себя непременную унификацию языка в сочетании с двойничеством, ведущим к мыслепреступлениям. Весь перестроечный плюрализм был всего лишь попыткой модернизации прежнего новояза, то есть новой унификацией мышления.
Оказалось, однако, что можно обойтись без новояза, который просто так не введешь, ибо предварительно надо вышибить из людей память о прежнем, живом языке. Эффективным оказался прямо противоположный и гораздо менее затратный метод: позволить всем говорить на языке своих мелких и мельчайших комьюнити, не допуская возникновения общего для всей нации политического языка, на котором были бы сформулированы, в частности, интегрирующие ценности и общепризнанные принципы государственного устройства.
Тоталитаризм не измеряется и не характеризуется масштабом террора и репрессий - при такой методике у тоталитарных режимов нет ничего общего. Вопрос в направленности репрессий. Степень тоталитарности политического режима определяется степенью его расцивилизовывания, архаичности, а не числом убитых им людей. И с этой точки зрения нынешний русский тоталитаризм оказался серьезнее, опаснее и глубже прежнего, логоцентричного. Это большее приближение к варварству, нежели в сталинские времена, когда люди, занятые словесным производством, были либо придворными, либо объявлялись врагами режима, порой меняя статус один на другой.
Эта эволюция произошла у нас на глазах. Слово, если разобраться, не под таким уж запретом – оно и без того потеряло сакральность в эпоху массовой культуры. Костры из сыра эффективнее костров из книг. Существеннее вопрос о том, как устроена нынешняя русская власть. Еще несколько лет назад было ясно, что с идеологическими установками выступают три человека - два самых первых и Владислав Сурков. Потом Суркова задвинули со всеми его суеверными-сувенирными демократиями, прагматическим патриотизмом, консумизмом, эстетством и серебряной пылью. В идеологи прорываются формально далеко не первые лица. А установочного центра нет. Он больше не нужен – все ясно без слов. И надежнее. И имеет социальные последствия – все особо умные, стремящиеся услужить власти или же, напротив, ей досадить, удаляются в социальное небытие. Ино дело – попса. Нынешний русский политический режим становится поствербальным. А значит, посторуэлловским.
Русский тоталитаризм не победил логос - это невозможно, иудео-христианскую цивилизацию так просто не одолеешь. Он преодолел логос в одной, отдельно взятой стране. Последствия для этой страны уже почти ясны. Одно из них то, что она представляет все большую опасность для мировой цивилизации.
Тоталитаризм классический вел свое происхождение от интеллектуальных и эстетических явлений элитарной культуры. И стремился к ценностному самоутверждению. Он ставил перед собой задачу массового преодоления повседневности в войне и мирной жизни, к мобилизации через атомизацию прежнего общества. Новый тоталитаризм, прекрасным (не говорю «ярким», ибо яркость исключена) персонификатором которого является Путин, заменяет пошлость пафоса пошлостью быта, пошлость трибуны пошлостью кухни. Он ведет свое происхождение от массовой культуры, подчиняя ее и подчиняясь ей."
[Ссылка]
в связи с этим отрывок из непубликуемой книги "Русский тоталитаризм":
"Образ тоталитарного общества, созданный исследователями – учеными и писателями - прошлых лет, включает в себя непременную унификацию языка в сочетании с двойничеством, ведущим к мыслепреступлениям. Весь перестроечный плюрализм был всего лишь попыткой модернизации прежнего новояза, то есть новой унификацией мышления.
Оказалось, однако, что можно обойтись без новояза, который просто так не введешь, ибо предварительно надо вышибить из людей память о прежнем, живом языке. Эффективным оказался прямо противоположный и гораздо менее затратный метод: позволить всем говорить на языке своих мелких и мельчайших комьюнити, не допуская возникновения общего для всей нации политического языка, на котором были бы сформулированы, в частности, интегрирующие ценности и общепризнанные принципы государственного устройства.
Тоталитаризм не измеряется и не характеризуется масштабом террора и репрессий - при такой методике у тоталитарных режимов нет ничего общего. Вопрос в направленности репрессий. Степень тоталитарности политического режима определяется степенью его расцивилизовывания, архаичности, а не числом убитых им людей. И с этой точки зрения нынешний русский тоталитаризм оказался серьезнее, опаснее и глубже прежнего, логоцентричного. Это большее приближение к варварству, нежели в сталинские времена, когда люди, занятые словесным производством, были либо придворными, либо объявлялись врагами режима, порой меняя статус один на другой.
Эта эволюция произошла у нас на глазах. Слово, если разобраться, не под таким уж запретом – оно и без того потеряло сакральность в эпоху массовой культуры. Костры из сыра эффективнее костров из книг. Существеннее вопрос о том, как устроена нынешняя русская власть. Еще несколько лет назад было ясно, что с идеологическими установками выступают три человека - два самых первых и Владислав Сурков. Потом Суркова задвинули со всеми его суеверными-сувенирными демократиями, прагматическим патриотизмом, консумизмом, эстетством и серебряной пылью. В идеологи прорываются формально далеко не первые лица. А установочного центра нет. Он больше не нужен – все ясно без слов. И надежнее. И имеет социальные последствия – все особо умные, стремящиеся услужить власти или же, напротив, ей досадить, удаляются в социальное небытие. Ино дело – попса. Нынешний русский политический режим становится поствербальным. А значит, посторуэлловским.
Русский тоталитаризм не победил логос - это невозможно, иудео-христианскую цивилизацию так просто не одолеешь. Он преодолел логос в одной, отдельно взятой стране. Последствия для этой страны уже почти ясны. Одно из них то, что она представляет все большую опасность для мировой цивилизации.
Тоталитаризм классический вел свое происхождение от интеллектуальных и эстетических явлений элитарной культуры. И стремился к ценностному самоутверждению. Он ставил перед собой задачу массового преодоления повседневности в войне и мирной жизни, к мобилизации через атомизацию прежнего общества. Новый тоталитаризм, прекрасным (не говорю «ярким», ибо яркость исключена) персонификатором которого является Путин, заменяет пошлость пафоса пошлостью быта, пошлость трибуны пошлостью кухни. Он ведет свое происхождение от массовой культуры, подчиняя ее и подчиняясь ей."
[Ссылка]